От сосен ложились тени
длинные, как зима,
на снежный убор растений
и медвежьи дома,
где, следуя детской вере
из сказочной старины,
там спали дивные звери
до весны, до весны.
Над ними грустили птицы,
которым нечего есть,
и зайцы толклись, и лисы,
мечтая в дома залезть.
Они, конечно же, знали
друзей своих медведей,
напукали, надышали
хозяева для гостей,
и нет ни слаще, ни выше:
забота не знает норм.
К столу там лесные мыши
и всякий рассыпанный корм.
О, как там тепло и парко,
в пронзительной темноте.
Увы, такого подарка
не ждали ни те, ни те.
А дальше, пред окоёмом,
вмороженном в небеса,
как будто бы зимним громом
поскрипывали леса,
вот снова гремела пушка,
и словно бы стон прошёл,
слетела с сосны верхушка
или сломался ствол.
Мороз колотил не слабо,
он голоден был и груб,
и только лесная баба,
закутанная в тулуп,
оттаптывалась по сопке,
по лысой её башке,
дерюжка просила штопки
у бабы в худом мешке,
бродила, как бы не зная,
куда её чёрт занёс,
была та баба лесная
страшна, как облезлый пёс,
невзрачна, толста, кургуза,
похожа на колобка,
вперёд выпирало пузо,
укатываясь в бока,
и пусть её жребий горек,
душа сохраняла пыл,
столярный литой топорик
за поясом виден был.
Чего она здесь искала,
в безбрежной лесной дали?
Марь сумеречная пала
на снежный покров земли,
и с исчезновеньем света
внезапно и наяву
из чащи три силуэта
явились по волшебству,
немного посовещались –
цигарки во тьме зажглись, —
и все вчетвером сорвались
по узкоколейке вниз.
Вот так ни потом, ни раньше
случилось среди гольцов
разбойничьей атаманше
встречать своих молодцов,
а я постоял, потрясся
и мирно домой пошёл –
не зря по морозу пасся,
сюжет для стихов нашёл.
Какой-то придурок снизу
вчера на меня глядел.
Ладно, скажу Киргизу,
чтоб выведал, что хотел,
хотя по сейчашней моде,
отстаивая своё,
положено бить по морде
за мужнее зимовьё,
и всё-таки ну их к бесу,
пусть катится, сукин кот.
Меня по привычке к стрессу
не каждый уже поймёт.
Он сам себе, что ли, ровен?
Попробуй-ка, посчитай,
уж сколько свалило говен
в Америку и в Китай,
а нам-то до беспредела
как вольно тогда жилось,
но так уж сложилось дело,
вот так вот оно склалось,
но с каждым заветным словом,
что слышала я в лесу,
весь мир становился новым
во всю земную красу,
и я наблюдаю снова,
как выглядит Божий Свет,
ведь в нём ничего дурного
и зазорного нет.
Так думала атаманша
дорогою к лабазам,
а что с нею стало дальше,
я толком не знаю сам,
ходили какие-то слухи,
изрядно заражены
позором не вековухи,
но и не мужней жены,
а впрочем, пустое дело,
свидетелей делу нет.
Звезда, видно, пролетела,
остался за нею след,
остался мороз кусучий
и россказни про него,
короче, забавный случай,
а больше-то ничего,
и надо сказать, хотя бы
чтоб это вошло в стихи:
бывают в России бабы,
бывают и мужики,
случаются волки в чаще
и крупнорогатый зверь,
он добрый и настоящий,
ты этому зверю верь,
услышь от него то слово,
что зверю сказать пришлось,
ты зверя пойми лесного,
его фамилия Лось,
он важен, по крайней мере
в тех чащах, среди гольцов.
Бывают в России звери
(и люди, в конце концов).