Давным-давно

Давным-давно Землёй владели
не то чтоб очень короли,
не олигархи, не халдеи,
а просто жители Земли.
Земля была ещё похожа
на деву самых юных лет:
зверьём мила, дубьём пригожа,
морила ультрафиолет,
лучей космических избыток
не допускала на порог,
её народ был шибко прыток
и размножался сколько мог.
Она была необозрима
со стратегических высот,
там не носился в клубах дыма
некстати сбитый самолёт,
в полях не грохотали танки,
не гибли бронепоезда,
не телевышки, а землянки
всё больше строили тогда,
не общежитьем люди жили,
а племенами, род на род,
бывало, с боем выходили,
и всё же множился народ,
и тот народ хотел к покосу
не бога-духа вызывать,
а тех, кто мог на ногу босу
хотя бы лапти надевать,
а коли так – бывали войны,
имали пленников, и те,
кто были более достойны,
не прозябали в нищете.
По результату, в годы оны
торговый люд, военный люд
друг другу строили препоны,
а принимали что дают,
устраивались, как умели,
вокруг торговых городов,
был каждый сведущ в ратном деле
и к обороне был готов,
любой мужчина в это время,
военный ли, торговый ли,
готов был, сунув ногу в стремя,
врагу отвесить ай-люли,
за корабельные подмости
прорвавшийся, что твой Ахилл,
он неприятелевы кости
без сожаления дробил,
умел, совсем не славы ради, —
для выживанья своего –
нести дозор, служить в наряде
и много делать кой-чего.
Всё это так. Но только к слову
пришедшееся: в те года
один умел добыть полову,
другой – примыслить города,
по шее дать народным массам,
напоминая, кто забыл,
что разделения по классам
марксизм ещё не отменил,
что невеликое деянье
того, кто в деле побывал,
а кто наследует даянье,
не дожидается похвал.
Итак, богатый стал богаче,
бедняк беднее, и при сём
задаром труд его потрачен,
в чужое кровное внесён,
ушёл в небытие от дома
хозяина и от семьи –
такая доля всем знакома,
кто пропил денежки свои,
кто не держал в уме кубышку,
не отдавал финансы в рост,
а был, проматывая лишку,
непритязателен и прост.
Богатые богаче стали,
и всё же, утверждая власть,
обдумывать не перестали,
как ненароком не упасть,
народишко заткнуть за пояс,
чтоб не зависеть от него,
и, стало быть, пустились в поиск
наряда, войска своего.
Тут процитировать бы надо
из повести старинных лет:
«земля щедра, да вот наряда,
наряда справного в ней нет»,
и память будто уцепилась
за эти странные слова:
ну почему, скажи на милость,
легенда старая жива?
По справедливости, в те годы
богатства дедовской земли
на ней живущие народы
и сами пользовать могли,
той повести в оригинале
никто не видел никогда,
но как святыню поминали
уже в старинные года,
там много сказано такого,
что толкователям дано
истолковать, но ими слово
одно слегка изменено:
не о порядке, о наряде
там проговаривала знать,
там сказано, что власти ради
наряда надо поискать,
а коли сказано, то сразу
и сделано, момент настал.
Такую, Господи, заразу
взрастил торговый капитал,
и так влиятельных засранцев
прельстила мысль в иных краях
среди драчливых иностранцев
искать приемлемых вояк.
Тот сыск – не шуточка пустая,
мол, забирай кого хотел,
задачка эта непростая,
тут делу надобен задел,
тут ошибёшься – не поправишь
засчёт виляния хвостом,
тут нужен правильный товарищ,
соратник в деле непростом,
а чтобы сбыться непростому,
годится истинный талант:
помочь жениться холостому –
вполне достойный вариант,
и вот приложено старанье
для нахождения жены,
и на известное желанье
согласны обе стороны.
Теперь подробнее: в ту пору
железных не было дорог,
и что положено помору,
то он и делал сколько мог,
любил, естественно, охоту,
мог до рыбалки снизойти,
но видел главную заботу
в устройстве водного пути,
в таком его установленьи,
чтоб в исторической дали
потомственные поколенья
купоны стричь с него могли.
Поэтому, не медля даром
и не теряя время зря,
он подчинял своим драккарам
чужие реки и моря,
разбойничанье и пиратство
гнобил, не покладая рук,
поскольку ведал, что богатство
меч добывает, а не плуг,
что мирное народовластье
не для решительной братвы,
что только тот достоин счастья,
кто уж совсем без головы,
и пусть рассеялся с веками
воинственный поморский пыл,
меж боевыми моряками
он не один без башни был,
тех воинов гремучий норов
литература сберегла,
их было множество, поморов,
и конкуренция росла.
В таком вот действовал режиме
поморский кровожадный люд,
и со своими, и с чужими
он был безжалостен и лют,
вводил запреты и поборы,
чтоб никому не продохнуть —
напором строили поморы
свой собственный торговый путь,
крутилась водная дорога,
устраивалась, как могла,
там было и работы много,
и всякоразные дела,
и много всяческих занятий
мастырили без лишних слов
и без досадливых изъятий
обделыватели делов,
купцы, охранники, снабженцы,
проныры, трудовой народ,
посёлков ближних уроженцы,
разнообразный пришлый сброд.
Всё это колыханье воли,
руководимой невесть как,
несвязным выглядело, что ли,
и всё же собранным в кулак,
короче, выглядело странным,
хотя и не было таким,
размытое по разным странам,
как в назидание другим,
работавшее по привычке,
заимствованной у волков,
не из зачётной методички,
из злачной лютости веков,
когда силком, когда обманом,
меняя честь на серебро,
тысячеликим ураганом,
северноморское ядро.
С тех пор ядра того осколки,
распаханной эпохи пыль,
находят на Дону и Волге,
на расстояньи тысяч миль,
на побережьях океанов,
в песках пустынь и вечных льдах,
и в исторических романах,
и в европейских городах,
везде-везде, где усмиряла
земную плоть гроза морей,
она нещадно расширяла
пределы властности своей,
обманывала-обувала,
всем раздавала ай-люлей,
царям короны добывала
и низвергала королей,
так ослепительно и смело
пылала яркая звезда,
как бы взлетела до предела
и расплескалась в никуда.
Вот так работали поморы,
обсевши каждый водоём,
купцы, разбойники и воры
в едином облике своём,
и с этим злом неистребимым
считаться расположен был
любой понятливый, кто мимо
по разным надобностям плыл.
Так как же властная элита,
всепохищающая знать
могла по линиям транзита
поморский промысел не знать?
Конечно, знала. И к тому же
ещё прозрачней намекнём:
тут было кое-что похуже –
она участвовала в нём,
её наёмные отряды,
надёрганные там и сям,
обслуживали тони, склады,
остроги по морским путям,
на тех путях друзей-партнёров
ватага бравая нашла,
а дальше с помощью поморов
вела совместные дела,
жирела воровская шайка,
разбойным промыслом жива,
зане упрочивалась спайка
меж мастерами воровства,
и как, помилуй, не сложиться
сотрудничеству среди них?
А цель одна была – нажиться
пусть не на тех, так на других,
к местоимению «другие»
мы пояснение внесём
и с вами, гости дорогие,
порассуждаем обо всём,
нескромно приоткроем двери
в диковинные времена,
чтоб хоть чуть-чуть, по крайней мере,
была История видна.
Итак, представим себе устье
одной из европейских рек,
за ним морское захолустье,
где замышляется набег,
средь захолустья хмырь болотный
сидит на острове своём,
неукротимый и голодный,
и хватит ёрничать об ём.
По существу он славный малый,
чья кровь от роду горяча,
в разбойных вылазках бывалый
и всё ж не рубящий сплеча.
Его, голубчика, однако,
нередко уносило в раж,
он был отъявленный вояка,
рубаха-парень, зоркий страж,
до неприятностей охочий
исследователь-экстремал,
зато паскудности и прочей
учёности не принимал,
и несмотря на то, что воин,
он бой уравнивал с трудом,
на острове его отстроен
был не один торговый дом,
однако пустовали чаще
возвышенные берега,
зане среди лесистой чащи
не шибко ладилась деньга,
поэтому он брал секиру
и отправлялся воевать,
короче, хаживал по миру
добра и славы добывать.
А между тем в его владеньях
сидели те ещё друзья,
которых оставлять без денег
категорически нельзя,
и вот они-то и решили
своим умишком плутовским,
что, дескать, все б неплохо жили
с руководителем таким,
когда б ему не сраный остров,
а лучезарная страна,
которая – куда как просто! –
жене в приданое дана,
тем более, добавить надо,
что некое правительство
повадилось шукать наряда
для как бы госстроительства
и выступило с предложеньем
от имени своей страны,
мол, князя вашего оженим,
коль нету у него жены
(конечно, окромя сераля,
распутных кумушек и проч.),
поелику такая краля
у нашего старшого дочь,
да и земля у нас что надо,
вот только челядь бы унять,
короче, нет у нас наряда,
чтоб наше право охранять.
Тут призадумались поморы,
и каждый мыслящий помор
повёл такие разговоры,
что, дескать, не о чем и спор,
что надо пользоваться скоро
таким подарочком – и вот
деньга и власть – мечта помора –
им прямо в руки упадёт.
Вы чё – судачили поморы, —
за процветание иль нет?
Гниёте тут, как мухоморы,
а там, за морем, маков цвет:
у всех там золота навалом,
земля там мёдом налита,
и дело, милые, за малым:
оставить здешние места.
Довольно спать! Пора в дорогу!
Иль мы сильны лишь на словах?
А если что – найдём подмогу
на близлежащих островах,
кто ушибиться не боится,
айда, родные, за бугор,
а тех, кому не в меру спится,
к чертям – и кончен разговор.
С соседних островов ребята,
владеть умевшие мечом,
живали тоже небогато,
и доброта здесь ни при чём,
а просто не было удачи
на тех бесплодных островах,
короче, так или иначе,
но обстояло дело швах,
и вот – поди-ка ты – подарок!
Полезли слухи кто куда,
и юноша, и перестарок,
в поход готовые всегда,
пришли, охвачены желаньем,
стремленьем пламенным на бой:
мы под твои знамёна встанем,
возьми нас, батюшка, с собой,
не пожалеешь, право слово,
когда увидишь нас в бою.
Вся островная рать готова
идти на смерть за честь твою!
И туго нашему герою,
по размышлению, пришлось,
ведь он пока ещё, не скрою,
был с собутыльниками врозь,
на ход событий вообще-то
не обижался наш герой:
дружина собрана, одета,
и за него всегда горой,
а если где-то и нехватки,
то это, право, ерунда:
зависит от пусконаладки
производительность труда,
а он был мастер на все руки,
умевший поруководить,
к чему же от такой науки
далёко за море ходить?
А если кто чего-то просит,
ему на это начихать,
его душа не переносит
за бабу дуру подыхать.
И вот недаром за обедом
с дружиной славною своей
он объявлял всё это бредом,
что слыло правдой меж людей,
насчёт богатства, мы не спорим,
он не пытался возражать:
ведь каждый, кто бывал за морем,
мог только так его прижать,
а что касаемо девицы,
что мнили кралей записной,
он утверждал, что небылицы
давно не слыхивал иной,
а сам-то знает совершенно,
поскольку ездил к ведуну,
что дева оная страшенна
и не похожа на жену,
скорей похожа на мокрицу,
на вошь, на гнуса кутерьму,
и эту самую девицу
я, дескать, замуж не возьму.
Он ожидал сопротивленья,
а получил лавину зла,
и речь его без сожаленья
дружиной прервана была,
его клеймили эгоистом,
предателем родных осин,
чертополохом в поле чистом,
намёками, что сукин сын.
Сидел он как в помойной яме,
сжимая нервно кулаки,
и понимал: ему с парнями
сегодня спорить не с руки,
а зал гудел набухшим гневом,
мечта поруганная жгла,
и необузданным припевом
по делу проповедь была:
давай согласие, братуха,
ревели верные друзья,
когда идёт такая пруха,
в ответ отказывать нельзя,
да будь она совсем уродка,
какая разница, браток,
не вскочит хер – поможет водка,
и будешь парень-молоток,
а что не так – сиди в борделе
и не ходи до той жены,
тебя зовут не для постели,
а для величия страны.
И вот он понял в этом зале:
его желаньям грош цена,
ему другое навязали,
а он не стоит ни хрена,
но тем весомей жажда мести
судьбе, которою влеком.
Он будет первым в новом месте,
хозяином, не примаком,
судьбу, задиристую суку,
не побоится приструнить.
И вот он встал и поднял руку:
«Ша, парни! Буду говорить».
О чём он говорил, понятно:
о том, что крут поморский нрав,
о том, что есть на солнце пятна,
о том, что сам он был неправ,
о том, что женится в угоду
поморской воле хоть на ком
и что купеческому сброду
не привыкать быть дураком,
и что велик поморский гений,
и что силён поморский род,
что для грядущих поколений
поморы делают оплот,
что не фиг быть навроде крыши
у богатея-дурака,
девиз помора – выше, выше
и Drang nach Osten на века!
Ему рукоплескали разом
все представители братвы,
прославленный поморский разум
безумствовал: «Иду на Вы!»,
и так ребята разорялись,
что трудно было разобрать:
они на службу собирались
или в войнушку поиграть?
От «ха-ха-ха!» звенели своды,
певцы гремели дребедень,
хлопком отчаянной свободы
был примечателен тот день,
в тот день отдельные артели
слились в единую артель,
услышали чего хотели
по наведению на цель,
им всё подробно объясняли,
кому куда и как ходить,
и на вопрос о звонком нале
не стали горы городить,
а каждому сулили много,
и каждый верил, уходя
на сборы: добрая дорога,
коль есть удача у вождя,
а вождь, оставшись с ближней свитой
вокруг дубового стола,
случившимся как бы прибитый,
решал насущные дела,
и те, оставшиеся в зале,
для полномочного купца
параграфы сформировали
и сразу выслали гонца.
Когда вошли в переговоры
с посланниками богачей,
слегка поднапряглись поморы
от борзости бородачей,
но князь отстаивал сурово
свои законные права:
«Что мне, милейший, ваше слово?
Что мне, допустим, даже два?
Я вам пока что не подельник,
и вы до дела не дошли.
Короче, так: даёте денег –
мы собираем корабли,
а не даёте – ваше право,
и вам же вольно выбирать:
вся эта сделка – не забава,
чтоб просто так в неё играть».
На том они и порешили,
и закусили удила:
одни на родину спешили,
другие взялись за дела.
Купцы отправились до хаты,
не шибко мыкаясь в пути,
плечисты, ражи, бородаты,
короче, те ещё ломти.
На островах чинили зброю,
вооружали корабли,
готовили припасы к бою
и бухгалтерию вели:
там подчинённые пыхтели,
реестр имуществу ведя,
чтоб каждый шиш, пригодный в деле,
был на учёте у вождя,
чтоб вождь в походе не нуждался,
радел за воинов своих
и пуще прежнего старался
облагодетельствовать их.
Так каждый делал то, что надо,
играя в общую игру,
когда радетели наряда
к родному прибыли двору,
вошли в гостиные палаты,
прогнали челядь из палат
и на публичные дебаты
отчётный вынесли доклад.
Составлен был доклад не сдуру,
его создать не каждый мог,
тот документ имел структуру,
подсчёты, вывод и итог,
сначала шёл обзор событий,
потом анализ и прогноз,
потенциал поморской прыти
там постранично рос и рос,
доказывалось без изъяна,
что как ты факты ни крути,
но только со времён Траяна
другого нет у нас пути,
как только выразить поморам
признательность и доброту
и подвести под приговором
буквально жирную черту,
и всё ж понятно, по натуре,
в каких краях избыток сил,
и против всей поморской дури
ну кто бы что бы возразил?
Поэтому, не без печали
прикидывая список трат,
купцы кивали и молчали,
отчётный слушая доклад,
его одобрили без прений,
вполне отмерили бабла,
и с грузом свадебных дарений
ладья отправлена была.
Обделывали это втайне,
секретно, аки тать в ночи,
и совершающимся крайне
довольны были богачи.
Короче, бизнес состоялся,
нашёлся видный холостяк,
который истово топтался
у супостата на костях,
премного был он этим славен,
имел в заслугах высший ранг,
такой средневековый Авен,
средневековый «Альфа-Банк»,
а в общем, так или иначе,
он был внушителен и строг
и соответствовал задаче
крутить врага в бараний рог,
задачам этакого рода
служили острые мечи,
орудьем противу народа
его считали богачи,
как сам он относился к славе,
которой мало дорожил,
мы здесь оценивать не вправе,
похоже, просто жил как жил,
Что рассусоливать тут много?
Судьба сурова, мир жесток,
теперь ему одна дорога –
со всей армадой на восток.
Он с будущим определился
и многим предоставил шанс,
когда на подданных пролился
известной щедрости аванс,
наряд собрали богатеи,
доход пошёл по островам,
что вытекло из той затеи,
возможно, ведомо и вам.
Беда накапливалась где-то
среди балтийских берегов,
и зафиксировано это
в балладах местных рыбаков.
Пересказал я всё без фальши,
для скорости почти бегом.
На этом стоп. Что было дальше,
читайте в опусе другом.

С. Чижик-Полейко

Стихи

Свежие записи