То ль не искусен зело в законах,
то ль понадеявшись на успех,
ты просчитался, поскольку в оных
сферах не будет один за всех,
думать иначе – и смех, и грех.

Сам посуди: в мире чистогана,
в жизни, летящей во весь опор,
если бы всё было без обмана,
кто б не подписывал договор?
Разве что жулик, шельмец и вор.

Так оно так, только в самом деле,
не беспокоясь о барыше
и не теряясь в уме и теле
у сатаны на карандаше,
ты отвечаешь ему в душе:

договорённости не нарушу –
мне ли за шкуру дрожать свою?
Душу хотите – возьмите душу,
душу задёшево отдаю,
пусть неказистую, но мою,

пусть расположенную к печали,
неуспокоенную всегда –
вам не такое, поди вручали –
хочешь, не хочешь, а скажешь «да»
или не скажешь – одна беда.

Всей-то беды что гоняться через
этой нарезанной на куски
невыразительной жизни ересь
с кем-то неведомым взапуски,
бледным, болезненным от тоски,

и, обессиленному хворобой,
не установленною досель,
ты хоть ему объяснить попробуй,
как горячит этих гонок хмель
по суху, по морю вкруг земель,

по необъятному океану,
в вихре морских и воздушных масс,
следуя выверенному плану,
где приберёт тебя смертный час
просто за то, что один из нас.

Вот потому-то от страха смерти
есть искушающие мечты.
Это сильнее всего, поверьте,
даже когда сожжены мосты
и в безысходность впадаешь ты,

загодя чувствуя под ногою
самую твёрдую из опор,
землю, насыщенную тоскою,
что огласит тебе приговор,
будь ты хоть жулик, шельмец и вор.