Это снилось не раз и не дважды приснится:
 полифония рас, антиподы, соседи,
 и – гляди, не гляди – я, огромная птица,
 посреди всеблагих на великом обеде.
  
 Там такое на глаз и на слух подавали:
 головастый баклан, вечно плещущий гоголь,
 красногрудый, как бы из куска киновари
 грубо вылепленный победительный огарь,
  
 гуси, качки, поганки, пернатые твари,
 заселявшие гнёзда, а кто-то и норы, -
 для тебя, человек, при таком-то наваре
 от обилия сил ожидающий форы,
  
 подавляя природу: и птицу, и травы,
 из дубов-колдунов огородок настроив,
 душу переводя на пиры и забавы,
 поминутно плодя собутыльных героев,
  
 разбросав по столам перья, кости и шкуры…
 На великом пиру оказался не весь я,
 но кусочек моей оперённой натуры
 быстрокрылым стрижом убегал в поднебесье,
  
 а его догоняли крылатые звери,
 улюлюкали, злобно дышали в затылок,
 и дрожал я от страха, в удачу не веря,
 среди лязга ножей и сверкания вилок,
  
 озирая подробности гнусного зала,
 поедание внутренностей, непотребства,
 что ж ты, матерь-природа, меня наказала,
 как же мучился я от такого соседства,
  
 из разваренных туш острый соус сочился,
 всеблагие урчали, мозги извлекая,
 я сидел среди них и от рвоты крепился,
 пропадай моя душенька, доля такая,
  
 утопай в изрыганиях дыма и смрада,
 гибни в водовороте весёлой попойки,
 человечество, радуясь больше, чем надо,
 упивайся блаженством как пёс на помойке.
  
 Я руки Твоей, Господи Боже, взыскую,
 не хочу помирать омерзительным гадом,
 но не я выбираю дорогу такую,
 что легко началась, а кончается адом.