Осада.
Поклёваны ядрами стены,
и трупы казнённых
в предместье горят,
а в городе
круто заломлены цены:
пятнадцать дукатов за полсухаря.

Ещё не дошло
до хоругвей склонённых,
к поклону
полковник пока не готов,
враги ж вожделеют
вина и панёнок,
и крови жолнежей,
и злата жидов.

Над городом зарево.
Голод смертелен,
и съели
последних коней и собак.
А рыцари
не покидают молелен,
их силы иссякли,
их воля слаба.

…Прекрасная панна в роскошных покоях,
где полога шёлк узорочьем расшит.
Спаситель ушёл,
до утра успокоив,
и страшная участь
уже не страшит.

Он там, на часах,
в тополиной аллее,
один, с аркебузой,
всю ночь на ногах.
Под серой накидкой
шальвары алеют,
казачьи шальвары,
одежда врага.

Он бледен как мел.
Он спокоен
до дрожи.
Он знает: за друга и смерть не беда,
но женщину эту,
что жизни дороже,
товарищам в долю не сможет отдать.

Не ждёт ничего он:
ни славы,
ни денег,
ни сладкого слива горячих кровей,
и смотрит угрюмо,
проклятый изменник,
на город чужой из-под чёрных бровей.

Андрию!
Чуть свет,
в раззолоченном платье
ты бросишься в бой,
не бледнея лицом,
и так ослепителен,
дик
и понятен
твой смертный восторг перед встречей с отцом.

04.11.1988 г.