С белым светом расстаться настала пора,
солнце к западу под гору катится,
уносимый теченьем под берег Днепра,
погибает минзаг «Каракатица».

Шанса нет на спасение ни одного,
бьют орудья прямою наводкою,
но ещё огрызаются пушки его
вместе с тонущей рядом канлодкою.

Сорок первый, воистину проклятый год,
от отчаянья впору повеситься.
Здесь, под Киевом, каждый десятый умрёт,
кто был призван в те чёрные месяцы.

Рвётся Красная Армия, еле жива,
из безвыходного положения,
и не знает, где сила и где голова,
что могла б избежать поражения.

Что немыслимо, непостижимо уму,
надвигается поступью адскою
здесь, под Киевом, там, под Ростовом, в Крыму,
на большую беду ленинградскую,

и любые попытки отбить, удержать –
всё даётся такими потерями,
что немало желающих перебежать,
тех, которые в немца поверили.

Лишь теперь, по прошествии стольких годов,
понимаешь с тоской непреклонною,
что решалась во многом судьба городов
затаившейся пятой колонною,

и как будто бы исподволь, со стороны,
достигаешь не вдруг понимания,
что почти продолженьем гражданской войны
поразила Россию Германия,

и действительно видится издалека,
как, за рамками зрения узкого,
кто поддерживал ранее большевика,
тот теперь выступал против русского.

Он напрасно приветствовал ядерный зной,
вой моторов и рёв артиллерии
над забрызганной кровью ареной земной,
где рождались и гибли империи.

Всё же выдержала, не распалась страна,
пересилила лихо ужасное.
Для теперешних умников те времена –
лишний повод нагадить на красное.

Пересуды и споры: кто прав, чья вина, –
это тема, поверьте, отдельная.
Победила Россия, хотя и цена
оказалась вполне запредельная.

На вопрос, далеко ль перейдён тот предел,
не отвечу, поскольку не ведаю,
только, думаю, вряд ли бы кто-то хотел
насладиться такою победою.

Те потери, что скрыты в погибельной мгле,
обещают, с отсрочкой во времени,
гибель русскому имени, русской земле,
идентичности, роду и племени,

и от смерти, свои защищая права,
утопая в хуле и ругательствах,
рвётся русская нация, еле жива
в предлагаемых ей обстоятельствах.

Мы врага поразили в какой уже раз,
нам теперь все ошибки прощаются,
только жизни без подвигов больше у нас,
сколь ни пробуем, не получается,

но каким бы оружием ни был сражён
тот Союз, что распался от сытости,
если хочешь быть жив, значит, будь напряжён,
ни на миг не теряй боевитости.

Напряжён, снаряжён, каждый день как в бою,
обезличен любою проверкою,
я пока ещё жив, но себя сознаю
обречённой речной канонеркою,

без надежды и цели, во власти стихий,
увлекаемый к чёрту течением,
я пока ещё в деле, но эти стихи
вряд ли будут тому подтверждением.