1.

Античные трагические маски
с углами искорёженными рта.
Недвижным воплощением развязки
здесь голос обретает немота.

Здесь явленными признаками воли
сковали нашу немощность и страх
бессмертие, рассыпанное в прах,
и мужество невысказанной боли.

2.

Разгадка впечатления искусства
не в сумме неизвестных величин,
но, может быть, в затаенности чувства,
о коем по наитию молчим.

Открытость лиц – не свойство простодушных,
и скрытность – не достоинство ума.
Искусством жизнь становится сама
без наших опосредований скучных.

3.

Искусство – миг мерцания стального,
стремительного высверка клинка.
Дальнейшее – молчание. Два слова,
но в них перекликаются века,

Добра и Зла стираются границы,
и Вия поднимаются ресницы,
и сердцу открывается насквозь
всё счастие, что в жизни не сбылось.

4.

Прочитаны страницы приговора,
и, продолженья вынести невмочь,
с высоких бастионов Эльсинора
спускается языческая ночь.

Два месяца, как два мятежных стана,
покоятся средь этой тишины.
В безмолвии четыре капитана
застыли у кладбищенской стены.

5.

Породнило дыханье мадонны
мохноногих коней бубенцы,
Португалии горные склоны
и Кремлёвского замка зубцы,

и на той стороне Океана
побережье Великих Озёр,
где Земля, как строка из Корана,
сохраняет свой разный узор.

6.

Как белый мёд, девическая шея,
и красоты неправильной черты.
Ни пышности, ни блеска не имея,
как странно очаровываешь ты,

и никакое горе не состарит
в улыбке распускающийся рот.
Твой взгляд падёт – и нежностью одарит,
и красота, как верба, расцветёт.

7.

И голос твой, вмурованный в пространство,
я слышу будто бы издалека,
и снова проклинаю окаянство
Амура, пышнотелого стрелка.

Что делать с этой сердца колотьбою,
и так ли твои ласки мне нужны?
А ночи, проведённые с тобою,
с годами не теряют новизны.